Затем Моника скомандовала:
– Ну ладно, закапывайте.
Тоби закричала: «Нет!» – но голос заглушали клеенка и тяжесть трупа.
Земля посыпалась вниз. Тоби заморгала, спасаясь от мелких камней и песка. Следующая порция грунта засыпала ей волосы, за ней полетели все новые и новые; целые горы земли обступали ее тело, накрывали ноги. Она пыталась подвинуться, но тяжелый труп и увесистые комья удерживали ее. Она слышала, как удары сердца грохочут у нее в ушах, как воздух с натугой пробивается в легкие. В последний раз мельком взглянув на звезды, она спрятала лицо под клеенкой. Затем ее голова скрылась под землей, и света больше не стало.
Настала его очередь браться за лопату.
Руки у Карла Валленберга дрожали; он ухватился за черенок и поддел первую порцию земли. Потом остановился на краю ямы, вглядываясь вниз, в темноту, думая о женщине, которая все еще была жива. Ее сердце все еще билось, перекачивая кровь. Миллионы нейронов сгорали в мучительной предсмертной агонии. Она умирала под этим земляным одеялом.
Он скинул комья земли в яму и снова вонзил лопату. Карл слышал одобрительно бормотание Моники и мысленно проклял ее за то, что она вынудила его принять участие в столь отвратительном деле. Нужно было отделаться от оставшейся улики – уничтожить последние два трупа, результат чудовищно провалившегося эксперимента.
«Нам нужно было тщательнее подбирать доноров. Нужно было проверить эмбриональный материал не только на бактерии и вирусы. Мы даже не задумывались о том, что можно занести прионы».
Но Ярборо торопился с пересадкой клеток. Он настаивал, что ткань должна быть свежей. Клеточную суспензию нужно было вводить не позднее семи дней с момента получения, иначе клетки не выживут в своем новом доме. Не станут делиться. А был уже длинный список страждущих, три десятка мужчин и женщин, заплативших вперед и с нетерпением ожидавших, когда им представится возможность обрести вторую молодость. Их уверяли, что никакого риска нет. По сути, так оно и было, пустячная процедура – местное обезболивание, инъекция эмбриональных клеток гипофиза в мозг при помощи рентгена, и через несколько недель постепенное обновление главной железы. Они с Гидеоном проделывали это десятки раз без всяких осложнений, до тех пор, пока Росслин не закрыл проект из соображений нравственности. Если бы не использование абортивных эмбрионов, эта процедура была бы названа настоящим прорывом в медицине. Эликсир молодости, полученный из мозга нежеланных и нерожденных.
Конечно, прорыв. Но такой, которого будут всегда старательно избегать – из этических соображений.
Он остановился перевести дух, пот холодил его кожу. Яма была почти полна. Легкие женщины наверняка уже забились пылью, клетки мозга испытывали кислородное голодание. Сердце отчаянно отсчитывало последние удары. Он не любил Тоби Харпер и был согласен, что ее нужно заставить замолчать, однако предпочел бы для нее более легкую смерть, чтобы призрак врачихи не преследовал его в последующие годы.
Он никогда не собирался никого убивать.
Несколькими эмбрионами действительно пришлось пожертвовать, но только в самом начале. Теперь они использовали клонированную ткань, которую вряд ли можно было назвать человеком; имплантировали и выращивали ее в матке. Он не чувствовал никакой вины из-за источника ткани. Не тревожились и его пациенты; они просто хотели омолодиться и готовы были платить. И пока в Казаркином Холме ничего об этом не знали, он мог продолжать работу, и денежки по-прежнему текли рекой.
А потом умер Маки, за ним другие. Теперь он мог потерять не только деньги, но и положение, репутацию. Будущее.
«Но стоит ли за это убивать?»
И все-таки, продолжая швырять землю в быстро заполнявшуюся яму, он болезненно сознавал, что внизу умирает женщина. «Но, в сущности, всех нас ожидает смерть. Только одни умирают страшнее, чем другие».
Он опустил лопату. Его подташнивало.
– Подкинь еще. Сровняй с краями, – велела Моника. – Это место не должно выделяться. Нельзя, чтобы строители это заметили.
– Сама ровняй, – он швырнул ей лопату. – С меня хватит.
Она взяла лопату и несколько секунд пристально смотрела на Валленберга.
– Я тоже думаю, что с тебя хватит, – наконец процедила она. – И теперь ты увяз в этом так же, как мы с Ричардом.
Она поставила ногу на лопату и приготовилась бросить еще земли.
– А вот и Ярборо, – сказал Ричард.
Валленберг обернулся и увидел свет приближающихся фар. Черный «Линкольн» Ярборо вперевалку проехал по ухабистой дороге и притормозил у забора. Открылась и снова захлопнулась водительская дверь.
Вспыхнул яркий свет, заливая лучами котлован. Валленберг попятился и прикрыл глаза от неожиданного сияния. Он услышал яростный скрежет шин по гравию, затем хлопнули еще две двери, и послышался звук бегущих шагов.
Прищурившись, он вглядывался в силуэты, внезапно возникшие в ослепительных лучах. «Это не Ярборо, – подумал он. – Кто же это?»
К нему приближались двое мужчин.
Свежий воздух хлынул в ее легкие, холодный и обжигающий. Она жадно втянула его раз, другой, третий, заходясь хриплым кашлем после каждого вдоха. Что-то прижали к ее лицу, она попыталась увернуться, отбиваясь от рук, сжимавших ее голову. Она слышала голоса, их было слишком много, и все они говорили одновременно.
– Продолжайте подачу кислорода!
– Она отбивается…
– Эй, придержите ее! Не могу поставить капельницу.
Она извивалась и царапалась вслепую. Где-то вдалеке был виден свет, и она пыталась пробиться к нему сквозь тьму, добраться до него, пока он не исчез. Но руки не слушались Тоби, что-то придавило их. Воздух, который она вдыхала, запах резиной.